[1] 1. Въ виду изреченій Писанія, поучающаго: вопроси отцевъ твоихь, и рекуть тебѣ, — старцевъ твоихъ, и возвѣстятъ тебѣ (Втор. 32, 7), также: къ словесемъ мудрыхъ прилагай ухо твое (Прит. 22, 18), и еще: сыне мой, сихъ рѣчей не забывай, глаголы же моя да соблюдаетъ сердце твое (Прит. 3, 1), думается мнѣ, Перегрину[2], меньшему изъ всѣхъ рабовъ Божіихъ, что съ помощію Божіею будетъ очень не безполезно, если я изложу письменно то, что благоговѣйно принято мною отъ святыхъ отцевъ… Приступлю же къ этому во имя Божіе и запишу завѣщанное намъ предками преданіе, не въ качествѣ какого нибудь сочинителя съ претензіями, а скорѣе съ точностію вѣрнаго передатчика…
Двойство источниковъ православной догматики.
3. Часто со всеусердіемъ и величайшимъ вниманіемъ обращался я къ весьма многимъ, украшеннымъ святостію и даромъ ученія, мужамъ — съ вопросомъ: какимъ бы образомъ удобнѣе было мнѣ, идя вѣрнымъ, какбы царственнымъ, и прямымъ путемъ, отличать истину вселенской вѣры отъ лживости еретическихъ уклоненій; и всегда всѣ давали мнѣ почти слово въ слово такого рода отвѣтъ: если кто, я ли, другой ли всякій, хочетъ избѣжать еретической лжи и пребыть въ здравой вѣрѣ здравымъ и невредимымъ; то долженъ, съ помощію Божіею, двоякимъ образомъ оградить свою вѣру, — во первыхъ, авторитетомъ священнаго писанія, а во вторыхъ — преданіемъ вселенской церкви.
Взаимное отношеніе св. писанія и св. преданія.
Но, можетъ быть, спроситъ кто нибудь, — если писанное слово Божіе свято, всесовершенно и всегда вполнѣ вразумительно при снесеніи однихъ мѣстъ его съ другими; то какая же надобность присоединять къ нему еще авторитетъ церковнаго его разумѣнія? Та надобность, что священное писаніе, по самой его возвышенности, не всѣ понимаютъ въ одномъ и томъ же смыслѣ, но одинъ толкуетъ его изреченія такъ, другой иначе; такъ что почти сколько головъ, столько же, по видимому, можно извлечь изъ него и смысловъ. По своему объясняетъ его Новаціанъ, по своему Савеллій, по своему Донатъ, Арій, Евномій, Македоній, по своему Фотинъ, Аполлинарій, Прискилліанъ, Іовиніанъ, Пелагій, Целестій, по своему наконецъ Несторій. А потому-то и совершенно необходимо, при такомъ множествѣ безчисленно разнообразныхъ изворотовъ заблужденія, направлять нить толкованія пророческихъ и апостольскихъ Писаній по нормѣ церковнаго и вселенскаго ихъ пониманія.
Признаки истиннаго преданія.
Въ самой же вселенской Церкви — всѣми мѣрами надобно держаться того, во что вѣрили повсюду, во что вѣрили всегда, во что вѣрили всѣ: потому что то только въ дѣйствительности и въ собственномъ смыслѣ есть вселенское, какъ показываетъ и самое значеніе этого слова, что, сколько возможно, вообще все обнимаетъ. А этому правилу мы будемъ наконецъ вѣрны при томъ единственно условіи, если будемъ слѣдовать всеобщности, древности, согласію. Слѣдовать всеобщности значитъ признавать истинною ту только вѣру, которую исповѣдуетъ вся Церковь на всемъ земномъ шарѣ; слѣдовать древности значитъ ни въ какомъ случаѣ не отступать отъ того ученія, котораго несомнѣнно держались наши святые отцы и предки; слѣдовать, наконецъ, согласію — значитъ въ самой древности принимать тѣ только вѣроопредѣленія и изъясненія, которыхъ держались всѣ, или, по крайней мѣрѣ, почти всѣ пастыри и учители.
Поясненіе этого примѣрами церковной исторіи.
3. Какъ, поэтому, поступилъ бы теперь православный христіанинъ, если бы какая нибудь частичка Церкви отдѣлилась отъ общенія вселенской вѣры? — Не иначе, конечно, какъ предпочетши здравость всеобщаго тѣла вредоносной зараженной части. А если новая какая нибудь зараза покусится запятнать не частичку уже только, но всю одновременно Церковь? — Тогда, значитъ, надобно пристать къ древности, которая, разумѣется, не можетъ уже быть обольщена никакимъ коварствомъ новизны. А если въ самой древности окажется заблужденіе, котораго держались два-три человѣка, пожалуй — цѣлый городъ, или даже какая нибудь цѣлая область? Тогда, безъ сомнѣнія, слѣдуетъ упорству или безразсудству не многихъ предпочесть тѣ опредѣленія, которыя въ древности постановлены были всею Церковію съ общимъ согласіемъ (universaliter). А если въ будущемъ встрѣтится какой нибудь такого рода вопросъ, что въ дренности нельзя найти на него рѣшенія, постановленнаго по общему согласію? Тогда надобно постараться разобрать и сличить мнѣнія отцевъ, жившихъ хотя бы то въ разныя времена и въ разныхъ мѣстахъ, но непремѣнно пребывавшихъ по вѣрѣ въ общеніи съ единою вселенскою Церковію и бывшихъ уважаемыми учителями; и если окажется, что (касательно возникшаго вопроса) не одинъ, или двое только, но всѣ вмѣстѣ единогласно что либо такое содержали, писали, преподавали — открыто, часто, неизмѣнно, то слѣдуетъ принять, что и мы также должны въ это вѣровать безъ всякаго сомнѣнія.
4. Чтобы положенія наши были понятнѣе, нужнымъ считаемъ пояснить каждое изъ нихъ примѣрами и раскрыть нѣсколько болѣе обстоятельно, дабы по неумѣренной заботѣ о краткости не ослабить бѣглымъ изложеніемъ ихъ силы.
А) Во времена Доната, отъ котораго взяли свое названіе донатисты, значительная часть Африки впала въ его безумныя заблужденія и, забывъ имя Христово, вѣру, обѣты крещенія, предпочла Христовой Церкви святотатственное упорство одного человѣка. Тогда изъ жителей Африки возмогли пребыть въ святилищахъ вселенской вѣры здравыми только тѣ, кто, проклявъ непотребный расколъ, соединился со всѣми церквами міра, — оставивъ потомкамъ истинно прекрасный образецъ того, какъ именно впредь добрымъ людямъ слѣдуетъ предпочитать здравомысліе всѣхъ сумазбродству одного, или даже нѣсколькихъ лицъ.
Б) Также, когда ядъ аріанства коснулся не частички уже какой нибудь, но почти всего міра,… тогда истинные любители и чтители Христа не потерпѣли отъ отравы этой язвы потому, что предпочли вѣроломной новизнѣ древнюю вѣру. Страсти того времени достаточно, съ избыткомъ, показали, сколько бѣдъ приноситъ введеніе новизны въ догматѣ. Тогда не что нибудь малое, но все великое было потрясено, — поколеблены были въ основахъ и разшатаны не только отношенія родства, свойства, дружбы, семейнаго быта, но цѣлые города, населенія, области, цѣлыя страны, вся наконецъ римская имперія… А все это не по той ли единственно причинѣ, что тогда вмѣсто небеснаго догмата вводились суевѣрія человѣческія, благоутвержденная древность подрывалась преступною новизною, нарушались постановленія старѣйшихъ, рвались завѣты отцовъ, низпровергались опредѣленія предковъ, и страсть нечестивой и новопринятой пытливости не удерживала себя въ непорочныхъ границахъ священной и незапятнанной старины?
5. Но, можетъ быть, мы только представляемъ себѣ это по пристрастію къ старинѣ и по ненависти къ новшествамъ! Кто думаетъ такъ, пусть повѣритъ, по крайней мѣрѣ, блаженному Амвросію, который во второй книгѣ (о Вѣрѣ, гл. 4), посвященной императору Граціану, оплакивая тоже бѣдствія той поры, говоритъ: «Но довольно уже, всемогущій Боже, омыли мы своими ссылками и своею кровію избіенія исповѣдниковъ, заточенія пастырей и всѣ непотребства этого страшнаго нечестія! Совершенно ясно теперь всѣмъ, что тотъ не можетъ быть безопасенъ, кто рѣшится нарушить вѣру»! Въ третьей книгѣ (гл. 7) того же творенія онъ пишетъ еще: «Будемъ же хранить завѣты предковъ и не дерзнемъ никогда съ безумствомъ дикой отваги ломать наши наслѣдственныя печати! Ту запечатанную апокалипсическую книгу не дерзнули разгнуть ни старцы, ни власти, ни ангелы, ни архангелы: преимущество раскрыть ее предоставлено исключительно одному Христу (Апок. гл. 5). Дерзнетъ ли же кто изъ насъ снять печати съ книги пастырскаго учительства[3], запечатанной исповѣдниками и освященной уже мученичествомъ многихъ? Кого вынудили нѣкогда снять ея печати, тѣ послѣ наложили ихъ опять; а кто не осмѣлился ихъ коснуться, тѣ стали исповѣдниками и мучениками. Рѣшимся ли какимъ нибудь образомъ мы — отвергать вѣру тѣхъ, чью побѣду прославляемъ?» — Прославляемъ, Амвросіе досточтимый, — дѣйствительно, говорю, прославляемъ и, прославляя, дивимся! Кто въ самомъ дѣлѣ будетъ такъ безуменъ, что, при всемъ безсиліи сравняться, не пожелаетъ, по крайней мѣрѣ, идти по слѣдамъ тѣхъ, кого ничто не отторгло отъ защищенія вѣры предковъ, ни угрозы, ни ласкательства, ни жизнь, ни смерть,.. кого за приверженность къ благовѣрной старинѣ Господь сподобилъ такого дара, что чрезъ нихъ возстановилъ церкви низвергнутыя, оживилъ народы, умершіе духовно, возвратилъ пастырямъ ихъ права (coronas) попранныя, смылъ непотребныя пачканья, а не писанья, новшескаго нечестія свыше стекшимъ къ епископамъ потокомъ слезъ, проливавшихся вѣрующими, — наконецъ, весь почти міръ, потрясенный страшною бурею мгновенно налетѣвшей ереси, обратилъ отъ новоявленнаго вѣрокрушенія къ древней вѣрѣ, отъ безумства новизны къ древнему здравомыслію, отъ недавняго ослѣпленія къ древнему свѣту?
В) Но въ этой сверхъестественной силѣ исповѣдниковъ мы должны замѣтить также въ особенности то, что въ самой древности церковной они защищали вѣру не какой нибудь части, а всего церковнаго общества (universitatis). Да и не свойственно было такому множеству великихъ мужей со всѣми усиліями отстаивать ошибочныя и взаимно противорѣчивыя предподоженія одного, или двухъ человѣкъ, или даже подвизаться за какой нибудь безразсудный замыселъ какой либо области. Напротивъ, слѣдуя рѣшеніямъ и опредѣленіямъ всѣхъ древнихъ пастырей святой Церкви, наслѣдниковъ апостольской и вселенской истины, они хотѣли лучше пожертвовать самими собою, нежели общесогласною вѣрою всей древности. Оттого-то и сподобились они пріобрѣсть такую славу, что ихъ достойно и праведно почитаютъ не только исповѣдниками, но величайшими изъ исповѣдниковъ.
6. И ихъ образъ дѣйствій не какая нибудь новость. Въ Церкви всегда процвѣталъ обычай, что чѣмъ боголюбивѣе былъ кто, тѣмъ рѣшительнѣе выступалъ противъ новыхъ вымысловъ. Такими примѣрами полна вся исторія. Но, чтобы не пускаться въ даль, мы возьмемь одинъ какой нибудь… Нѣкогда, почтенной памяти Агриппинъ, епископъ Карѳагенскій, вопреки священному писанію, вопреки правилу вѣры всей Церкви, вопреки мнѣнію всѣхъ другихъ пастырей, вопреки обычаю и уставамъ предковъ, первый изъ всѣхъ смертныхъ придумалъ, что (впавшихъ въ расколъ, при возвращеніи ихъ въ Церковь) надобно перекрещивать. Высокоуміе это надѣлало столько зла, что не только всѣмъ еретикамъ послужило образцемъ къ поруганію святыни, но и нѣкоторымъ изъ православныхъ дало поводъ къ заблужденію. Тогда противъ новости этой возстали всѣ повсюду, и всѣ во всѣхъ странахъ пастыри Церкви, съ свойственнымъ каждому изъ нихъ усердіемъ, отклонили ее отъ себя. Тогда же, преимущественно предъ прочими товарищами своими, хотя и вмѣстѣ съ ними, противосталъ ей предстоятель апостольской каѳедры, блаженной памяти папа Стефанъ, поставляя себѣ, какъ полагаю, въ честь — столько же превзойти всѣхъ прочихъ преданностію вѣрѣ, сколько превосходилъ важностію мѣста. Наконецъ въ письмѣ, посланномъ тогда въ Африку, онъ постановилъ: nihil novandum nisi quod traditum est, — ничего не должно вводить новаго, — кромѣ того, что предано. Святой и мудрый мужъ понималъ, что непремѣннымъ условіемъ благочестія служитъ правило, чтобы, какъ отцы во что вѣрили, такъ вѣрою запечатлѣли бы тоже самое и дѣти, что нашъ долгъ — не религію вести, куда бы захотѣли, а слѣдовать, куда она насъ ведетъ, и что скромности и достоинству христіанина свойственно не свое передавать потомкамъ, а сохранить имъ принятое отъ предковъ. Какой же былъ тогда исходъ всего дѣла? Какой другой, кромѣ обыкновеннаго и всегдашняго! Древность была удержана, а новизна отвергнута… Какое вліяніе имѣлъ самый соборъ Африканскій, впослѣдствіи (при св. Кипріанѣ) подтвердившій то нововведеніе? — По милости Божіей, никакого: все, какъ сновидѣніе, какъ басня, какъ нелѣпость, было за тѣмъ отброшено, попрано, уничтожено. И, — какой дивный оборотъ дѣлъ! — изобрѣтатели того мнѣнія признаются православными, а послѣдователи еретиками, — учители разрѣшены, а ученики осуждены, писатели сочиненій въ оправданіе его будутъ сынами Царствія, а защитники ихъ подвергнутся гееннѣ[4]. Въ самомъ дѣлѣ кто будетъ такъ безуменъ, и усумнится въ томъ, что свѣтило всѣхъ святыхъ, всѣхъ епископовъ и всѣхъ мучениковъ, блаженнѣйшій Кипріанъ, и прочіе его споспѣшники будутъ вѣчно царствовать со Христомъ? Или кто, напротивъ, такъ нечестивъ, что станетъ отрицать, что донатисты и прочіе заразители, въ оправданіе перекрещиванія ссылающіеся на авторитетъ того (Африканскаго) собора, не будутъ горѣть въ неугасимомъ пламени вмѣстѣ съ діаволомъ?
7. Мнѣ кажется, что такой исходъ дѣла по вдохновенію Божію состоялся особенно въ виду коварства того рода людей, которые, замышляя пустить въ ходъ свою ересь подъ чужимъ именемъ, берутъ большею частію малоизвѣстное сочиненіе какого нибудь древняго мужа, по неясности своей какъ будто благопріятствующее ихъ ученію, чтобы такимъ образомъ показать, что то, что они проповѣдуютъ, чтó бы тамъ ни было, проповѣдуютъ не они первые и не они одни. Нечестіе такого рода людей я считаю вдвойнѣ заслуживающимъ отвращенія, какъ потому, что они не страшатся упаивать другихъ ядомъ ереси, такъ и потому, что они выставляютъ, такъ сказать, на вѣтеръ память святаго человѣка, какъ будто какой прахъ безжизненный, и тѣ мнѣнія его, которыя надлежало погребсти молчаніемъ, позорятъ, поднимая ихъ вновь. Они идутъ совершенно по слѣдамъ учителя ихъ Хама, который не только не позаботился прикрыть наготу почтеннаго отца своего, Ноя, но разсказалъ еще о ней другимъ въ посмѣяніе, чѣмъ и заслужилъ то, что даже на потомковъ его пало проклятіе этого грѣха. Совсѣмъ не такъ поступили блаженные его братья. Они не хотѣли ни своими глазами видѣть наготу досточтимаго своего отца, ни другихъ допустить надъ нею издѣваться; но покрыли его, какъ сказано въ Писаніи, оборотившись лицемъ назадъ, — то есть, они и не одобрили ошибки святаго мужа, но и не выставили ея на позоръ, а за то и получили въ награду щедрое благословеніе своему потомству. Однако возвратимся къ предмету.
Неизмѣнность догматическаго ученія вѣры.
Итакъ мы крайне должны бояться грѣха измѣнять вѣру и нарушать православіе. Насъ предостерегаетъ отъ этого не только благочиніе церковной практики (constitutionis), но и приговоръ Апостольскаго авторитета.
а) Всѣмъ извѣстно, какъ сильно, какъ грозно, какъ настойчиво поноситъ блаженный апостолъ Павелъ тѣхъ, которые съ непостижимымъ легкомысліемъ такъ скоро перешли отъ Призвавшаго ихъ въ благодать Христову къ иному благовѣствованію, тогда какъ благовѣствованіе не можетъ быть инымъ (Гал. 1, 6-7), которые избрали себѣ учителей по своей прихоти, отвратили слухъ отъ истины, обратились къ баснямъ (2 Тим. 4, 3-4) и подлежатъ осужденію за то, что отвергли прежнюю вѣру (1 Тим. 5, 12). О людяхъ, обольстившихъ ихъ, тотъ же Апостолъ пишетъ въ посланіи къ римлянамъ: умоляю васъ, братія, остерегайтесь производящихъ раздѣленія и соблазны, вопреки ученію, которому вы научились, и уклоняйтесь отъ нихъ; ибо такіе люди служатъ не Господу нашему Іисусу Христу, а своему чреву, и ласкательствомъ и краснорѣчіемъ обольщаютъ сердца простодушныхъ (Рим. 16, 17-18). Они вкрадываются въ дома и обольщаютъ женщинъ, утопающихъ въ грѣхахъ, водимыхъ различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущихъ дойти до познанія истины (2 Тим. 3, 6-7); они пустословы, обманщики, и развращаютъ цѣлые дома, уча, чему не должно, изъ постыдной корысти (Тит. 1, 10-11), — люди развращенные умомъ, невѣжды въ вѣрѣ (2 Тим. 3, 8), гордые и ничего не знающіе, но зараженные страстію къ состязаніямъ и словопреніямъ (1 Тим. 6, 4)… Ихъ непотребныя пустословія много споспѣшествуютъ нечестію, и слово ихъ распространяется, какъ ракъ(2 Тим. 2, 16-17). Хорошо, однако, что далѣе пишется о нихъ: но они не много успѣютъ, ибо ихъ безуміе обнаружится предъ всѣми (2 Тим. 3, 9)…
8. Когда нѣкоторые изъ такого рода людей, ходя съ продажными заблужденіями своими по областямъ и городамъ, пришли также къ галатамъ, и когда галаты, наслушавшись ихъ, почувствовали какбы какое-то отвращеніе къ истинѣ и начали, отбросивъ манну вселенскаго ученія, услаждаться нечистотами еретической новизны; тогда Павелъ употребилъ весь авторитетъ своей апостольской власти и съ крайнею строгостію опредѣлилъ: но аще мы, сказалъ онъ, или ангелъ съ небесе благовѣститъ вамъ паче, еже благовѣстихомъ, анаѳема да будетъ (Гал. 1, 8). Что значатъ слова его: но аще мы? Почему не сказалъ онъ: но аще азъ? — Это значитъ: хотя бы Петръ, хотя бы Андрей, хотя бы Іоаннъ, хотя бы наконецъ весь сонмъ Апостоловъ благовѣстилъ вамъ что нибудь другое, чего мы не благовѣствовали, анаѳема да будетъ. Потрясающая угроза! Чтобы утвердить неизмѣнность прежней вѣры, Апостолъ не пощадилъ ни себя, ни прочихъ со-апостоловъ! Мало того, — хотя бы, говоритъ онъ, ангелъ съ небесе благовѣстилъ вамъ паче, еже благовѣстихомъ, анаѳема да будетъ. Ему не достаточно было для охраненія однажды преданной вѣры упомянуть о существахъ человѣческой природы: онъ обнялъ и ангельское превосходство. Аще мы, говоритъ, или ангелъ съ небесе. Не то значитъ это, чтобы святые небесные ангелы дѣйствительно могли погрѣшать; но вотъ что онъ хочетъ сказать этимъ: если бы, то есть, случилось даже невозможное; кто бы ни былъ тотъ, кто покусится измѣнить однажды преданную вѣру, анаѳема да будетъ. Можетъ быть, слова эти сказались случайно, или вырвались у него невольно какъ нибудь по человѣческому увлеченію, а не предписаны по изволенію Божію? Отнюдь нѣтъ. Въ дальнѣйшей своей рѣчи онъ съ удвоенною настойчивостію повторяетъ опять тоже самое и внушаетъ съ особенною силою: якоже предрекохомъ, и нынѣ паки глаголю: аще кто благовѣститъ вамъ паче, еже пріясте, анаѳема да будетъ (Гал. 1, 9). Не сказалъ: если кто будетъ возвѣщать вамъ что нибудь другое, кромѣ прежде принятаго вами, да будетъ благословенъ, прославленъ, принятъ, но — анаѳема да будетъ, — да будетъ, то есть, отлученъ, отдѣленъ, изверженъ, чтобы лютая язва одной овцы не пятнала ядовитою заразою непорочнаго стада Христова.
9. Но, можетъ быть, это предписано было только галатамъ? Если такъ, то, значитъ, и далѣе упоминаемое въ томъ же посланіи, какъ то: аще живемъ духомъ, духомъ и да ходимъ, не бываимъ тщеславни, другъ друга раздражающе, другъ другу завидяще (Гал. 5, 25-26), предписано также только галатамъ! Но это нелѣпо; нравственныя заповѣди эти равно для всѣхъ обязательны. Слѣдовательно и вышеприведенное предостереженіе касательно вѣры равнымъ образомъ также для всѣхъ обязательно, и какъ никому не позволительно раздражать другаго, или завидовать другому, такъ никому же не позволительно и принимать что нибудь такое, чего Церковь вселенская не благовѣствовала бы всегда. Или, можетъ быть, анаѳематствовать тѣхъ, которые возвѣстили бы что нибудь другое, кромѣ возвѣщеннаго сначала, повелѣвалось только тогда, а нынѣ уже не повелѣвается? Если такъ, то, значитъ, и слѣдующее, что здѣсь же говоритъ Апостолъ: глаголю же, духомъ ходите, и похоти плотскія не совершайте (Гал. 5, 16), повелѣвалось также только тогда, а теперь уже не повелѣвается! Но думать такъ — нечестиво и вмѣстѣ пагубно. А отсюда необходимо слѣдуетъ, что если послѣднее предписаніе должно быть соблюдаемо во всѣ времена, то и узаконеніе касательно неизмѣнности вѣры постановлено также для всѣхъ временъ. Слѣдовательно, возвѣщать христіанамъ православнымъ что нибудь такое, чего они прежде не приняли, никогда не позволялось, никогда не позволяется, никогда не будетъ позволяться, — и анаѳематствовать тѣхъ, которые возвѣщаютъ что либо кромѣ разъ на всегда принятаго, всегда должно было, всегда должно и всегда будетъ должно. Если же такъ; то кто будетъ такъ дерзокъ, чтобы осмѣлиться возвѣстить что нибудь такое, чего прежде не было возвѣщено въ Церкви, или такъ легкомысленъ, что приметъ что нибудь кромѣ того, что принялъ отъ Церкви? Сосудъ избранный (Дѣян. 9, 15), учитель языковъ (Гал. 2, 9), труба апостольская, провозвѣстникъ вселенной, таинникъ небесный, апостолъ Павелъ гласитъ въ своихъ писаніяхъ, гласитъ всѣмъ, гласитъ на всѣ времена, на всѣ мѣста, и снова повторяетъ гласъ свой: кто бы ни возвѣстилъ новый догматъ, да будетъ анаѳема! А съ другой стороны какія нибудь жабы, моськи, мухи издыхающія, въ родѣ пелагіанъ, жужжатъ православнымъ: мы учредители, мы установители, мы изъяснители, — осудите, что содержали; содержите, что осуждали; отвергните древнюю вѣру, отеческія постановленія, завѣщанія предковъ, и вмѣсто ихъ примите — а что примите! — страшусь выговорить, потому что все это такъ высокомѣрно, что, кажется, не только утверждать, но и опровергать этого нельзя, нѣкоторымъ образомъ не замаравши себя.
б) 10. Для чего же, спроситъ кто нибудь, часто попускаетъ Богъ, что нѣкоторыя знаменитыя въ Церкви лица возвѣщали православнымъ новое? Вопросъ справедливый и заслуживающій того, чтобы разсмотрѣть его обстоятельнѣе и пространнѣе. Только рѣшать его надобно не отъ своего ума, а по указанію Закона Божія, образца учительства церковнаго. Итакъ послушаемъ святаго Моисея. Онъ вразумитъ насъ, для чего попускается иногда мужамъ ученымъ, за благодать вѣдѣнія называемымъ у Апостола даже пророками (1 Кор. 14, 29), высказывать новые догматы, въ ветхомъ завѣтѣ иносказательно называемые обыкновенно богами иными, по той, конечно, причинѣ, что еретики почитаютъ свои мнѣнія точно такъ же, какъ язычники — боговъ своихъ. Блаженный Моисей пишетъ во Второзаконіи: аще востанетъ среди тебя пророкъ, или соніе видѣти глаголяй себе, то есть, поставленный въ Церкви учитель, котораго ученики или слушатели его считаютъ учащимъ какбы по откровенію свыше, — что потомъ? И предречетъ, говоритъ, знаменіе и чудо, и сбудется то, что онъ говорилъ, — указывается въ нѣкоторомъ родѣ дѣйствительно великій и столько многосвѣдущій учитель, что послѣдователи его считаютъ его не только познавшимъ человѣческое, но могущимъ предузнавать и то, что выше человѣка, каковы были, какъ хвастаютъ ихъ ученики, Валентинъ, Донатъ, Фотинъ, Аполлинарій и другіе имъ подобные, — что далѣе? И речетъ тебѣ, говоритъ, идемъ, и послѣдуемъ богомъ инымъ, ихже не вѣси, и послужимъ имъ, — кто эти боги иные, если, не заблужденія чуждыя, тебѣ прежде не вѣдомыя, то есть, новыя и неслыханныя? И послужимъ имъ, то есть, повѣримъ имъ, послѣдуемъ имъ, — что наконецъ? Да не послушаеши, говоритъ, глаголъ пророка того, или видящаго сонъ той. Почему же, скажи, не воспрещается Богомъ учить тому, что Богомъ же воспрещается слушать? Яко, говоритъ, искушаетъ васъ Господь, Богъ вашъ, да явно будетъ, аще любите Господа, Бога вашего, или нѣтъ, всѣмъ сердцемъ вашимъ и всею душею вашею (Втор. 13, 1-3). Вотъ яснѣе дня стало, почему промыслъ Божій попускаетъ иногда нѣкоторымъ учителямъ церковнымъ проповѣдовать разнаго рода новые догматы: да искуситъ васъ, говоритъ, Господь, Богъ вашъ[5]!..
17. Итакъ всѣ истинно православные должны знать, что ихъ долгъ въ слѣдъ за Церковію принимать ея учителей, а не въ слѣдъ за учителями покидать вѣру Церкви…
20. Подлинно и истинно православенъ тотъ, кто къ Церкви, кто къ тѣлу Христову, кто къ истинѣ Божіей приверженъ всею душею, кто выше божественной религіи, выше вселенской вѣры ничего не ставитъ, ни авторитета, ни любви, ни дарованій, ни краснорѣчія, ни философіи какого нибудь человѣка, но, презирая все это и пребывая въ вѣрѣ твердымъ, постояннымъ, непоколебимымъ, считаетъ долгомъ своимъ содержать только то и вѣрить только тому, о чемъ извѣстно, что это съ древности согласно содержала вся Церковь вселенская, а о чемъ узнаетъ, что оно послѣ вводится кѣмъ нибудь однимъ помимо всѣхъ, или вопреки всѣмъ святымъ, какъ новое и неслыханное, то признаетъ относящимся не къ религіи, но больше къ искушенію, внимая также въ особенности изреченію блаженнаго апостола Павла, который въ первомъ посланіи къ коринѳянамъ пишетъ: подобаетъ и ересемъ быти, да искусніи явлени бываютъ въ васъ (1 Кор. 11, 19). Какбы такъ говоритъ Апостолъ: виновники ересей для того не тотчасъ искореняются Богомъ, да искусніи явлени бываютъ, то есть, чтобы видно было, какъ крѣпко, какъ вѣрно и непоколебимо любитъ каждый вѣру вселенскую. И дѣйствительно, какъ только покажется какая нибудь новизна, сейчасъ видна дѣлается тяжесть зеренъ и легкость мякины. Тогда безъ большаго усилія сметается съ гумна все, что не тяготѣло къ нему никакою тяжестію. Одни совсѣмъ улетаютъ неизвѣстно куда. Другіе такъ встревожены, что и бѣжать боятся, и оставаться стыдятся, — растерялись, полумертвые, полуживые… То съ усиленіемъ заблужденія несутся они, куда вѣтеръ гонитъ; то, пришедши въ себя, отбиваются, какъ волны, назадъ. То съ слѣпою отвагою бросаются на то, что очевидно имъ не извѣстно; то съ неразумнымъ страхомъ пугаются совершенно извѣстнаго, и совсѣмъ не знаютъ, куда идти, куда вернуться, чего искать, чего бѣжать, чего держаться, что оставить. Впрочемъ это смятеніе колеблющагося и нерѣшительнаго чувства, если бы только они захотѣли вникнуть, есть врачевство, подаваемое имъ Божіимъ милосердіемъ. Внѣ безопаснѣйшей пристани вселенской вѣры они для того мучатся, казнятся и почти совсѣмъ изнываютъ отъ разныхъ бурныхъ помысловъ, чтобы опустили поднятые вверхъ паруса возносливаго ума, не кстати распущенные ими подъ вѣтеръ новизны, воротились и снова стали въ надежднѣйшее пристанище безмятежной и благой матери Церкви, изрыгнувъ горькія и тревожныя волны заблужденій, чтобы пить за тѣмъ животворные потоки ключевой воды. Пусть изучатъ они хорошо, чего не знали хорошо, и, что во всемъ содержаніи догматическаго ученія Церкви можно постигнуть, то пусть постигнутъ, а чего нельзя, въ то пусть вѣрятъ.
в) 21. А когда такъ; то, снова и снова размышляя и передумывая про себя объ этомъ предметѣ, не могу довольно надивиться такому безумству нѣкоторыхъ людей, такому нечестію ослѣпленнаго ума, такой, наконецъ, страсти къ заблужденію, что не довольствуются они однажды преданнымъ и издревле принятымъ правиломъ вѣры, но каждый день ищутъ новаго да новаго, и всегда жаждутъ что нибудь прибавить къ религіи, измѣнить въ ней, убавить отъ нея, какъ будто она не небесный догматъ, которому достаточно быть однажды открыту, а земное учрежденіе, могущее усовершаться только постоянными поправками, или лучше, опроверженіями! Между тѣмъ божественныя вѣщанія гласятъ: не прелагай предѣлъ, яже положиша отцы твои (Прит. 22, 29); выше Судіи не суди (Сир. 8, 17); разоряющаго ограду, угрызнетъ его змій (Еккл. 10, 8). Тоже самое внушаетъ и слѣдующее изреченіе Апостола, которымъ, какбы мечемъ какимъ духовнымъ, много разъ обсѣкаемы были и всегда должны быть обсѣкаемы всѣ преступныя новизны всѣхъ ересей: о Тимоѳее, преданіе сохрани, уклоняяся скверныхъ новизнъ словъ и прекословій лжеименнаго разума, о немже нѣцыи хвалящеся, о вѣрѣ погрѣшиша (1 Тим. 6, 20-21). Находятся же послѣ того люди, до такой степени зачерствѣвшіе, какъ глыба, неподатливые, какъ наковальня, упорные, какъ кремень, что не поддаются такому гнѣту глаголовъ небесныхъ, не разбиваются такими тяжестями, не сокрушаются такими молотами, не истлѣваютъ, наконецъ, подъ такими молніями! Уклоняйся, говоритъ Апостолъ, скверныхъ новизнъ словъ, — не сказалъ: древностей, не сказалъ: старины; напротивъ, противоположеніемъ ясно показалъ, чему слѣдовать. Если уклоняться надобно новизны, то держаться должно древности; если новизна непотребна, то старина священна. И прекословій, говоритъ, лжеименнаго разума. Дѣйствительно, въ еретическихъ ученіяхъ наименованія лживы: невѣжество тамъ называется разумомъ, туманъ ясностію, мракъ свѣтомъ. О немже, говоритъ, нѣцыи хвалящеся, о вѣрѣ погрѣшиша. Чѣмъ же хвалясь, погрѣшили они, какъ не новымъ, какимъ бы ни было, и невѣдомымъ ученіемъ? Послушай кого нибудь изъ нихъ, что они говорятъ: «идите», говорятъ, «жалкіе несмысли, обыкновенно называющіеся православными, и научитесь истинной вѣрѣ, которой кромѣ насъ никто не понимаетъ, которая прежде много вѣковъ скрывалась, а недавно открыта и стала явна; но учитесь украдкой и тайкомъ, — это вамъ доставитъ удовольствіе». И еще: «когда научитесь; то учите скрытно, чтобы ни міръ не слыхалъ, ни Церковь не знала: потому что понять такую непостижимую тайну дано не многимъ». — Не голосъ ли это блудницы, зовущей къ себѣ, въ Притчахъ Соломоновыхъ, прохожихъ, идущихъ своею дорогою! Вотъ ея слова: иже есть отъ васъ безумнѣйшій, да уклонится ко мнѣ. И несмыслей уговариваетъ она, глаголющи: хлѣбамъ сокровеннымъ въ сладость прикоснитеся, и воду татьбы сладкую пійте. Что далѣе? Онъ же, говоритъ Премудрый, не вѣсть, яко земнородніи у нея погибаютъ (Прит. 9, 16-18). Кто эти земнородные, объясняетъ Апостолъ. Это тѣ, говоритъ онъ, которые о вѣрѣ погрѣшиша.
22. Но стоитъ труда разсмотрѣть все это мѣсто изъ Апостола съ удвоеннымъ вниманіемъ. О Тимоѳее, говоритъ онъ, преданіе сохрани, уклоняяся скверныхъ повизнъ словъ. — О! Восклицаніе это означаетъ и предвѣдѣніе, и любовь: Апостолъ предвидѣлъ имѣвшія быть заблужденія и напередъ ихъ оплакалъ. Кто теперь Тимоѳей, если не вся вообще Церковь, или не все въ частности сословіе ея предстоятелей, которые какъ сами обязаны блюсти, такъ и другимъ должны сообщать неповрежденное знаніе божественной вѣры? Что значитъ: преданіе сохрани? Значитъ: сторожи, потому что есть воры, есть враги, — чтобы между добрымъ сѣменемъ пшеницы, которое посѣялъ на полѣ своемъ Сынъ Человѣческій, не посѣяли они, когда спятъ люди, плевелъ (Матѳ. 13, 37-39). Преданіе, говоритъ, сохрани. Что такое преданіе? То, что тебѣ ввѣрено, а не то, что тобою изобрѣтено, — то, что ты принялъ, а не то, что ты выдумалъ, — дѣло не ума, но ученія, не частнаго обладанія, но всенародной передачи, — дѣло, до тебя дошедшее, а не тобою открытое, въ отношеніи къ которому ты долженъ быть не изобрѣтателемъ, но стражемъ, не учредителемъ, но послѣдователемъ, не вождемъ, но ведóмымъ. Преданіе, говоритъ, сохрани, то есть, талантъ вѣры вселенской сбереги въ цѣлости и неповрежденности. Чтó тебѣ ввѣрено; то пусть и остается у тебя, тó ты и передавай. Ты получилъ золото; золото и отдавай. Не хочу, чтобы ты мнѣ подкидывалъ вмѣсто одного другое; не хочу, чтобы вмѣсто золота подставлялъ ты нагло свинецъ, или обманно — мѣдь; не хочу золота по виду, давай его натурой. О Тимоѳее, — о пастырь, о писатель, о учитель! Если дарованіе Божіе содѣлало тебя способнымъ по уму, по образованію, по учености; то будь Веселіиломъ духовной скиніи: полируй драгоцѣнные камни божественнаго догмата, прилаживай ихъ вѣрно, распредѣляй ихъ мудро, придавай имъ блеска, граціи, прелести. Старайся, чтобы, вслѣдствіе твоего болѣе яснаго изложенія, яснѣе разумѣли то, во что прежде вѣрили не такъ ясно. Достигай, чтобы потомство съ сознаніемъ славословило то, что прежде древность чтила несознательно. Но — учи тому, чему тебя научили, и, говоря ново, не скажи новаго!
Прогрессъ догматики.
23. Слѣдовательно, скажетъ, можетъ быть, кто нибудь, въ Церкви Христовой не должно быть никакого преспѣянія (въ усвоеніи) религіи? Всеконечно должно быть, и притомъ — величайшее. Кто такъ завидливъ къ людямъ и ненавистливъ къ Богу, что рѣшится отвергать это! Только преспѣяніе это должно быть дѣйствительно преспѣяніемъ, а не перемѣною вѣры. Преспѣяніе состоитъ въ томъ, когда тотъ или другой предметъ усовершается самъ по себѣ; а перемѣна въ томъ, когда что нибудь перестаетъ быть тѣмъ, что оно есть, и превращается въ другое. И такъ пусть возрастаетъ и въ высшей степени преспѣваетъ съ теченіемъ лѣтъ и вѣковъ пониманіе, разумѣніе, мудрость, какъ каждаго отдѣльнаго христіанина, такъ и всѣхъ вмѣстѣ, — какъ одного человѣка, такъ и всей церкви, но только — въ томъ же родѣ, то есть, въ одномъ и томъ же догматѣ, въ одномъ и томъ же смыслѣ, въ одномъ и томъ же предметѣ пониманія. Религія, дѣло души, пусть уподобляется въ этомъ отношеніи тѣламъ. Съ приращеніемъ лѣтъ, тѣла раскрываютъ и развиваютъ члены свои; однако остаются тѣмъ же, чѣмъ были. Цвѣтущая пора дѣтства и зрѣлый возрастъ старческій очень различны между собою: однако стариками дѣлаются тѣ же самые, которые прежде были дѣтьми; такъ что, хотя ростъ и наружность одного и тогоже человѣка измѣняются, тѣмъ не менѣе природа его неизмѣнна, личность его остается одна и таже. Члены у младенцевъ небольшіе; у юношей — большіе, однако тѣже самые. Сколько членовъ у малютокъ, столько же у взрослыхъ; и если что прибавляется съ теченіемъ лѣтъ, то все это существовало уже прежде въ зародышѣ, такъ что потомъ въ старцахъ не обнаруживается ничего новаго, чего не таилось бы уже прежде въ дѣтяхъ. Слѣдовательно настоящій, правильный, законъ преспѣянія, непредожный и благолѣпнѣйшій порядокъ возрастанія, несомнѣнно, тотъ, когда теченіе лѣтъ развиваетъ въ болѣе зрѣлыхъ возрастахъ непремѣнно тѣже самыя составныя части и формы, которыя премудрость Творца предначертала въ малюткахъ: такъ что еслибы видъ человѣка превратился впослѣдствіи въ какой нибудь образъ не своего рода, или даже еслибы только что нибудь прибавилось къ количеству его членовъ, или убавилось въ немъ; то все тѣло, неизбѣжно, или умираетъ, или дѣлается уродливымъ, или, по крайней мѣрѣ, становится слабѣе. Этому же закону преспѣянія необходимо должно слѣдовать и догматическое ученіе христіанской вѣры. Пусть, то есть, оно съ годами окрѣпляется, со временемъ разширяется, съ вѣкомъ возвышается, но остается нерушимымъ и неповрежденнымъ, цѣлымъ и совершеннымъ во всѣхъ подраздѣленіяхъ своихъ частей, во всѣхъ, такъ сказать, членахъ и чувствахъ своихъ, слѣдовательно, безъ малѣйшей сверхъ того перемѣны, безъ всякой утраты въ своемъ содержаніи, безъ всякаго измѣненія своихъ опредѣленій. Приведу сравненіе. На этой нивѣ церковной предки наши посѣяли въ древности сѣмена пшеницы, — вѣры. Несправедливо и несообразно съ существомъ дѣла, чтобы мы, потомки ихъ, вмѣсто хлѣба, неподложной истины, оставили послѣ себя наслѣдникамъ подмѣненные плевелы, заблужденія. Напротивъ, такъ какъ конецъ и начало не должны быть взаимно противорѣчивы, законно и послѣдовательно, чтобы отъ возрастанія пшеничнаго посѣва мы пожали плодъ тоже пшеницы догматической. Пусть первоначальные посадки, съ теченіемъ времени развиваясь постепенно, удобряются и воздѣлываются и теперь; но свойства ростковъ никакъ не могутъ быть измѣняемы. Пусть придается имъ видъ, форма, раздѣльность; но природа каждаго сорта должна остаться таже. Не должно, напримѣръ, розовые кусты вселенскаго ученія (sensus) превращать въ терновникъ и волчцы. Не должно, говорю, быть, чтобы въ этомъ духовномъ садѣ изъ побѣговъ коричневаго, или бальзамоваго, дерева выростали вдругъ куколь, или лютикъ. Что только земледѣліемъ Божіимъ по вѣрѣ отцевъ насажено въ этой Церкви, то самое пусть стараніемъ сыновей и воздѣлывается и наблюдается, то самое пусть цвѣтетъ и зрѣетъ, то самое пусть преспѣваетъ и совершенствуется. Такимъ образомъ слѣдуетъ древніе догматы небесной философіи съ теченіемъ времени окрѣплять, обглаживать, обчищать; но не слѣдуетъ ихъ перемѣнять, не слѣдуетъ ихъ обсѣкать, не слѣдуетъ уродовать. Пусть они получаютъ очевидность, блескъ, раздѣльность, — это можно; но ихъ полнота, цѣльность, качество должны быть удерживаемы, — это необходимо. Въ самомъ дѣлѣ, если однажды дать волю нечестивой неправдѣ въ этомъ отношеніи; то ужасаюсь сказать, какая страшная послѣдуетъ опасность разрушенія и уничтоженія религіи. Тогда, отвергнувъ одну какую нибудь часть вселенскаго догмата, какбы по обычаю уже и съ дозволенія начнутъ постепенно отвергать одну за другою и прочія его части. А за тѣмъ, когда отвергнутъ части порознь, что иное послѣдуетъ наконецъ, какъ не совокупное отверженіе цѣлаго? Съ другой стороны, если начнутъ примѣшивать къ древнему новое, къ своему чужое, къ священному непотребное: то обычай этотъ необходимо распространится по всему, такъ что послѣ ничего не останется у Церкви нетронутаго, ничего неповрежденнаго, ничего цѣлаго, ничего незапятнаннаго, но, гдѣ прежде было святилище чистой и непорочной истины, тамъ будетъ наконецъ непотребный домъ нечестивыхъ и гнусныхъ заблужденій. Да отвратитъ отъ умовъ нашихъ непотребство это благость Божія! Пусть остается уже оно безуміемъ нечестивыхъ. Церковь же Христова, заботливая и осторожная блюстительница ввѣренныхъ ея храненію догматовъ, никогда въ нихъ ничего не измѣняетъ, ничего не уменьшаетъ, ничего не прибавляетъ, — необходимаго не отсѣкаетъ, излишняго не прицѣпляетъ, своего не теряетъ, чужаго не присвояетъ; но со всею рачительностію старается единственно о томъ, чтобы, разсуждая о древнемъ вѣрно и мудро, если что въ древности предначертано и основано, то довершать и отдѣлывать, — если что пояснено уже и истолковано, то укрѣплять и подтверждать, — если что подтверждено уже и опредѣлено, то хранить. Чего другаго, наконецъ, всегда старалась она непремѣнно достигнуть опредѣленіями соборными? Не того ли только, чтобы послѣ съ разсудительностію вѣровали въ тоже самое, во что прежде вѣровали въ простотѣ, чтобы послѣ настойчиво проповѣдовали тоже самое, что прежде проповѣдовали исподоволь, чтобы послѣ съ осторожностію воздѣлывали тоже самое, что прежде обработывали безопасливо? Не колеблясь говорю и всегда скажу, что вселенская Церковь, побуждаемая новизнами еретиковъ, чрезъ опредѣленія своихъ соборовъ не другое что нибудь дѣлала, какъ именно только то, что принятое ею прежде отъ предковъ по одному преданію подтверждала потомъ для потомковъ и собственноручнымъ письменнымъ удостовѣреніемъ, заключая въ немногихъ строкахъ большое множество предметовъ и выражая обыкновенно, для яснѣйшаго уразумѣнія, такимъ или другимъ новымъ наименованіемъ не новый смыслъ вѣры.
Отношеніе еретиковъ къ свящ. преданію.
24. Но возвратимся къ Апостолу. О, Тимоѳее, говоритъ онъ, преданіе сохрани, уклоняяся скверныхъ новизнъ словъ. — Уклоняйся, говоритъ, — какъ будто ехидны, какъ скорпіона, какъ василиска, чтобы не уязвили тебя не только прикосновеніемъ, но даже взглядомъ, или дыханіемъ… Скверныхъ, говоритъ, новизнъ словъ. Какихъ это скверныхъ? Такихъ, которыя не имѣютъ въ себѣ ничего святаго, ничего религіознаго, и совершенно чужды таинницъ Церкви, которая есть храмъ Божій. Скверныхъ, говоритъ, новизнъ словъ. Словъ, то есть, новыхъ догматовъ, дѣлъ, мнѣній, противныхъ старинѣ и древности, въ случаѣ принятія которыхъ необходимо должна рушиться вѣра блаженныхъ отцевъ, или вся, или, по крайней мѣрѣ, въ большей части, и необходимо будетъ объявить, что всѣ вѣрующіе всѣхъ вѣковъ, всѣ святые, всѣ непорочные, подвижники, дѣвственницы, всѣ клирики, левиты и священники, столько тысячъ исповѣдниковъ, столько воинствъ мучениковъ, такое множество знаменитыхъ городовъ и населеній, столько острововъ, областей, царей, народовъ, царствъ, націй, наконецъ почти вся уже вселенная, чрезъ вселенскую вѣру объединившаяся подъ главенствомъ Христовымъ въ одно тѣло, всѣ въ теченіе столькихъ столѣтій блуждали въ невѣдѣніи, ошибались, богохульствовали, не знали, во что вѣровали. Уклоняйся, говоритъ, скверныхъ новизнъ словъ: принятіе ихъ и слѣдованіе имъ никогда не было дѣломъ православныхъ, а всегда было дѣломъ еретиковъ. И въ самомъ дѣлѣ, не всякая ли ересь возникала всегда подъ извѣстнымъ именемъ, въ извѣстномъ мѣстѣ, въ извѣстное время? Не всегда ли тотъ, кто основывалъ ереси, отдѣлялся прежде отъ согласія со всеобщностію и древностію вселенской Церкви? Справедливость этого яснѣе дня видна изъ примѣровъ. Кто, напримѣръ, до непотребнаго Пелагія придавалъ когда нибудь такую силу свободному произволенію, что не считалъ при этомъ благодати Божіей необходимою для вспомоществованія въ добрыхъ дѣлахъ при каждомъ дѣйствіи? Кто до несчастнаго ученика его Целестія отвергалъ, что преступленію Адамову повиненъ весь родъ человѣческій? Кто до нечестиваго Арія дерзалъ разрывать единство Троицы, или до беззаконнаго Савеллія сливать троичность Единства?… Примѣровъ такого рода, опускаемыхъ нами по заботѣ о краткости рѣчи, безчисленное множество. Но всѣ они ясно и очевидно показываютъ, что во всѣхъ почти еретическихъ обществахъ введено какбы въ обычай и поставлено въ законъ — услаждаться всегда непотребными новизнами, пренебрегать завѣщаніями древности и чрезъ возраженія ложно такъ называемаго ими разума претерпѣвать крушеніе въ вѣрѣ. Напротивъ отличительная особенность православныхъ состоитъ въ томъ, что они хранятъ преданія и завѣты святыхъ отцевъ, осуждая непотребныя новизны по слову Апостола, дважды повторенному: аще кто вамъ благовѣститъ паче, еже пріясте, анаѳема да будетъ (Гал. 1, 9).
Отношеніе еретиковъ къ свящ. писанію.
25. Теперь, можетъ быть, спроситъ кто нибудь: неужели и еретики пользуются свидѣтельствами священнаго писанія? — Пользуются, дѣйствительно, и притомъ — необыкновенно много. Они, замѣть, рищутъ по всѣмъ книгамъ божественнаго Закона, — по книгамъ Моисея, по книгамъ Царствъ, по Псалмамъ, по Апостоламъ, по Евангеліямъ, по Пророкамъ. При своихъ ли, или при чужихъ, частно ли, или публично, въ устныхъ ли бесѣдахъ, или въ сочиненіяхъ, въ домашнихъ ли собраніяхъ, или въ общественныхъ сходкахъ, они никогда почти не говорятъ о своемъ ничего такого, чего не старались бы оттѣнить вмѣстѣ съ тѣмъ и словами Писанія. Возьми сочиненія Павла Самосатскаго, Прискилліана, Евномія, Іовиніана и прочихъ заразителей; и ты увидишь въ нихъ несметное множество свидѣтельствъ, — не найдешь почти ни одной страницы, которая не была бы подкрашена и разцвѣчена изреченіями новаго, или ветхаго, завѣта. Но тѣмъ болѣе и должно беречься и опасаться ихъ, чѣмъ скрытнѣе прячутся они подъ тѣнь божественнаго Закона. Они знаютъ, что зловонныя изверженія ихъ едва ли кому скоро могутъ понравиться, если оставить ихъ испаряться въ томъ видѣ, какъ они есть, и потому орошаютъ ихъ ароматомъ глаголовъ небесныхъ, чтобы тотъ, кто легко презрѣлъ бы заблужденіе человѣческое, не легко отвернулся отъ вѣщаній божественныхъ. Они поступаютъ подобно людямъ, которые, желая смягчить для ребенка остроту какого нибудь питья, сначала обыкновенно мажутъ ему губы медомъ, чтобы неопытное дитя, предощутивъ сладость, не испугалось горечи. Такимъ же точно образомъ стараются иные прикрашивать дурныя зелья и вредные соки названіемъ лекарствъ, чтобы никто не подозрѣвалъ яда тамъ, гдѣ прочтетъ по надписи, что это — лекарство. Потому-то наконецъ и возглашалъ Спаситель: внемлите себѣ отъ лживыхъ пророкъ, иже приходятъ къ вамъ во одеждѣ овчей, внутрь же суть волцы хищницы (Матѳ. 7, 15). Что это за одежда овчая, если не священныя изреченія, которыя пророки и апостолы съ овчею безобманностію соткали, какбы руно какое, непорочному Агнцу, вземлющему грѣхъ міра? Кто эти волки хищники, какъ не еретики, которые съ своими лютыми звѣрскими вымыслами постоянно нападаютъ на овчіе дворы Церкви и терзаютъ стадо Христово, гдѣ только могутъ, а чтобы незамѣтнѣе подкрасться къ простодушнымъ овцамъ, прячутъ свой волчій видъ, не покидая волчьей лютости, и, какъ руномъ, окутываются изреченіями божественнаго Писанія, чтобы, чувствуя мягкость шерсти, никто не боялся ихъ острыхъ зубовъ? Но что говоритъ Спаситель? Отъ плодъ ихъ познаете ихъ (Матѳ. 7, 16). То есть, когда начнутъ они тѣ божественныя изреченія не выставлять только на видъ, но и раскрывать, не показывать только снаружи, но и толковать: тогда почувствуется горечь, терпкость, лютость, тогда ощутится новшескій смрадъ, тогда обнаружатся непотребныя новизны, тогда ты увидишь уже, что ограда разоряется, предѣлы отеческіе преступаются, вѣра вселенская закалается, догматъ церковный рвется въ куски. Таковы были тѣ, которыхъ поражаетъ апостолъ Павелъ во второмъ посланіи къ Коринѳянамъ, описывая ихъ: таковіи бо, говоритъ онъ, лживи апостоли, суть дѣлатели льстивіи, преобразующеся во апостолы Христовы (2 Кор. 11, 13). Что значитъ: преобразующеся во апостолы Христовы? Значитъ: апостолы приводили свидѣтельства изъ божественнаго Писанія; приводили ихъ и они. Апостолы приводили доказательства изъ псалмовъ; приводили и они. Апостолы приводили изреченія изъ пророковъ; точно также приводили и они. Но когда то, что приводили они подобно апостоламъ, начали они не подобно апостоламъ толковать; тогда и открылось отличіе подлинныхъ апостоловъ отъ мнимыхъ, неподдѣльныхъ отъ поддѣльныхъ, правыхъ отъ превратныхъ, — истинныхъ, наконецъ, отъ ложныхъ. И не дивно, продолжаетъ Апостолъ. Самъ бо сатана преобразустся во ангела свѣтла. Не веліе убо, аще и служителіе его преобразуются яко служители правды (2 Кор. 11, 14-15). Итакъ всякій разъ, какъ только лжеапостолы, или лжепророки, или лжеучители, приводятъ изреченія священнаго писанія съ цѣлію превратнымъ истолкованіемъ ихъ подтвердить свои заблужденія, они несомнѣнно, по указанію апостола Павла, подражаютъ лукавымъ ухищреніямъ руководителя своего, къ которымъ тотъ, конечно, никогда не прибѣгалъ бы, если бы не зналъ по опыту, что когда надобно подвесть обольщеніе непотребнымъ заблужденіемъ, то нѣтъ болѣе легкаго пути къ обману, какъ ссылка на авторитетъ слова Божія.
26. Но откуда видно, скажутъ, что діаволъ имѣетъ обыкновеніе пользоваться свидѣтельствами священнаго Писанія? — Читайте евангелія. Тамъ пишется: тогда поятъ Его, то есть, Господа Спасителя, діаволъ, и постави Его на крилѣ церковнѣмъ, и глагола Ему: аще Сынъ еси Божій, верзися низу; писано бо есть, яко ангеломъ своимъ заповѣсть о тебѣ сохранити тя во всѣхъ путехъ твоихъ, — на рукахъ возмутъ тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою (Матѳ. 4, 5-6; сн. Псал. 90, 11-12). Чего же не сдѣлаетъ бѣдненькимъ людямъ тотъ, кто на самого Господа величества напалъ свидѣтельствами изъ Писаній? Аще, говоритъ, Сынъ еси Божій, верзися низу. Почему? Писано бо есть, говоритъ. Мы должны особенно замѣтить и запомнить заключающееся въ этомъ мѣстѣ наставленіе, чтобы, зная такой примѣръ евангельскаго авторитета, когда увидимъ, что нѣкоторые приводятъ апостольскія, или пророческія, изреченія въ опроверженіе вселенской вѣры, ни мало не сомнѣвались въ томъ, что устами ихъ говоритъ діаволъ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ тогда глава говорилъ Главѣ; такъ и нынѣ члены говорятъ членамъ, — члены, то есть, діавола членамъ Христовымъ, вѣроломные вѣрнымъ, нечестивые благочестивымъ, еретики, наконецъ, православнымъ. Что же именно говорятъ? Аще, говорятъ, сынъ еси Божій, верзися низу, — то есть, если хочешь быть сыномъ Божіимъ и наслѣдовать Царство небесное; то верзися низу, то есть, бросься съ вершинъ Церкви, которая также есть храмъ Божій, — оставь ея ученіе и преданіе. И если кто спроситъ какого нибудь еретика, внушающаго ему это: чѣмъ докажешь, на какомъ основаніи учишь, что я долженъ оставить древнюю и всеобщую вѣру вселенской Церкви; онъ немедленно отвѣтитъ: писано бо есть, — и тотчасъ тебѣ представитъ тысячу примѣровъ, тысячу доказательствъ изъ Закона, изъ Псалмовъ, изъ Апостоловъ, изъ Пророковъ, чтобы, истолковавъ ихъ на новый и худой ладъ, низвергнуть несчастную душу изъ вселенскаго ковчега въ омутъ ереси. Что касается даже тѣхъ самыхъ обѣтованій, на которыя указывалъ въ слѣдъ за тѣмъ діаволъ; то еретики удивительно какъ навыкли обманывать ими людей простодушныхъ. Они дерзаютъ обѣщать и учить, что въ ихъ церкви, то есть, въ скопищѣ ихъ согласія, дается великая, особенная, — должно быть, спеціальная какая-то, благодать Божія; такъ что каждый, принадлежащій къ нему, безъ всякаго труда, безъ всякаго усердія, безъ всякаго старанія, хотя бы не просилъ, хотя бы не искалъ, хотя бы не толкалъ, пользуется такимъ благоволеніемъ Божіимъ, что, будучи носимъ на рукахъ ангельскихъ, — охраняясь, то есть, покровомъ ангеловъ, — никогда не можетъ преткнуть о камень ногу свою, никогда, то есть не можетъ обмануться.
Заключеніе.
27. Что же, скажетъ кто нибудь, дѣлать людямъ православнымъ, сынамъ матери Церкви, когда божественными глаголами, изреченіями, обѣтованіями, пользуются и діаволъ и ученики его, изъ которыхъ одни — лжеапостолы, другіе — лжепророки и лжеучители, а всѣ вообще — еретики? Какъ имъ отличать истину отъ лжи въ виду изреченій священнаго Писанія? — Такъ, какъ по преданію святыхъ и ученыхъ мужей мы сказали въ началѣ настоящей записи. Именно, они непремѣнно должны наблюдать, чтобы священное Писаніе истолковывалось согласно съ преданіями всей (iniversalis) Церкви и по указаніямъ (regulas) вселенскаго догматическаго ученія, въ самой же вселенской и апостольской Церкви — необходимо должны слѣдовать всеобщности, древности, согласію: такъ что если бы когда нибудь часть возстала противъ цѣлаго, новизна противъ старины, погрѣшительное разномысліе одного, или вообще меньшинства, противъ согласія всѣхъ, или, по крайней мѣрѣ, рѣшительнаго большинства православныхъ; то погрѣшенію части они должны предпочесть непогрѣшность всеобщности; при вопросѣ же о самой всеобщности, благовѣріе древности — непотребству новизны; наконецъ, при вопросѣ о самой древности, безразсудству одного, или ограниченнѣйшаго числа лицъ, прежде всего — общія опредѣленія какого либо вселенскаго собора, если таковыя на данный предметъ есть, — а если ихъ нѣтъ, въ такомъ случаѣ — то, что всего къ нимъ ближе, то есть, взаимно согласныя сужденія большинства великихъ учителей. Если будемъ, при помощи Божіей, наблюдать это вѣрно, здравомысленно и старательно; то безъ большаго труда различимъ всякія преступныя заблужденія появляющихся еретиковъ…
28. Должно, впрочемъ, замѣтить, что мы обязаны съ величайшимъ усердіемъ изслѣдывать эти согласныя сужденія древнихъ святыхъ отцевъ и слѣдовать имъ, не относительно всѣхъ какихъ либо маловажныхъ вопросовъ по священному писанію, но главнымъ образомъ только касательно правила вѣры. Съ другой стороны, не всегда и не всѣ ереси должно обличать этимъ способомъ, но только новыя и недавнія, въ первый разъ, то есть, появляющіяся… Что же касается ересей давнихъ и застарѣлыхъ; то намъ нѣтъ ни малѣйшей надобности подступать къ нимъ этой дорогой… Какъ бы ни были древни непотребства такого рода ересей, или расколовъ, мы должны или поражать ихъ, если нужно, не иначе, какъ авторитетомъ священнаго Писанія, или же безъ колебанія убѣгать отъ нихъ, какъ отъ давно пораженныхъ уже и осужденныхъ вселенскими соборами православныхъ пастырей Церкви»[6]…
Примѣчанія:
[1] Въ самомъ разсужденіи между прочимъ сказано, что Ефесскій вселенскій соборъ былъ три года тому назадъ, — ante triennium, — Commonit. num. 29, col. 678. Въ подлинномъ текстѣ сочиненіе это можно найти у Миня, Patrolog. Curs. Compl. tom. 50, col. 637-686, гдѣ оно перепечатано изъ Галландовой Библіотеки древнихъ Отцевъ по изданію Балюзія подъ заглавіемъ: S. Vmcentii Lirinensis Commonitorium primum, sev tractatus Peregrini pro catholicae fidei antiquitate et universitate adversus profanas omnium haereticorum novitates. Довольно удовлетворительно, хотя не безъ значительныхъ ошибокъ, переведено оно и на русскій языкъ и издано г. J. H. въ Казани, въ 1863 году. Надѣемся, что читатель не будетъ много сѣтовать на насъ за то, что мы приводимъ его здѣсь съ пропусками, которые и обозначаемъ точками. Мы пропускаемъ только такого рода мѣста, въ которыхъ авторъ, увлекаясь своимъ даромъ слова и запасомъ историческихъ примѣровъ, вдается въ болѣе или менѣе длинныя отступленія отъ изложенія главной мысли сочиненія.
[2] Псевдонимъ автора. Геннадій Марсельскій въ книгѣ de Viris Illustribus, cap. 64, говоритъ: «Викентій, пресвитеръ монастыря на Лиринскомъ островѣ,.. сочинилъ весьма основательное разсужденіе,.. которое, скрывъ свое имя, издалъ подъ именемъ (titulavit) Перегрина». Имя Переіринъ значитъ: странникъ, — временный посѣтитель земли.
[3] То есть, нарушить неприкосновенность догматическаго ученія пастырей Церкви.
[4] Приводимый здѣсь авторомъ примѣръ объясняетъ, что частныя ошибочныя мнѣнія нѣкоторыхъ древнихъ отцевъ имъ были извинительны, такъ какъ они держались ихъ по недоразумѣнію, подобно тому, какъ нѣкогда праотецъ Ной, не зная силы винограднаго сока, подвергся случайно опьянѣнію: напротивъ, тѣже самыя мнѣнія, когда впослѣдствіи стали возводить ихъ въ правило и придавать имъ догматическую важность, сдѣлались уже для другихъ преступными, какъ, продолжая сравненіе, преступно пьянство, — и ссылаться въ подтвержденіе ихъ на авторитетъ небольшаго числа древнихъ отцевъ, нѣкогда раздѣлявшихъ ихъ по невѣдѣнію, такъ же нечестиво, какъ нечестиво оправдывать порокъ пьянства указаніемъ на примѣръ Ноя.
[5] Здѣсь и не много ниже авторъ приводитъ нѣсколько примѣровъ подобнаго рода искушеній для православныхъ своего времени, подробно говоря о Несторіѣ, Фотинѣ, Аполлинаріѣ, Оригенѣ, Тертулліанѣ. Все это мы опускаемъ, такъ какъ каждый вѣкъ приноситъ свои искушенія. Теперь уже никого не соблазнятъ ни Тертулліанъ, ни Аполлинарій; но и въ наше время много соблазновъ православнымъ, — у каждаго свои передъ глазами. Переходимъ прямо къ продолженію разсужденія.
[6] Въ слѣдъ за этимъ авторъ, наконецъ, снова припоминаетъ вышеизложенныя имъ правила, которыми, въ случаѣ вознакновенія ереси, не осужденной еще никакимъ соборомъ, должно для утвержденія догматовъ вѣры руководствоваться при изслѣдованіи согласнаго мнѣнія о возникшемъ вопросѣ древнихъ святыхъ учителей Церкви, и обѣщаетъ эти правила подтвердить примѣромъ и разборомъ образа дѣйствій третьяго вселенскаго собора, что и исполнилъ онъ во второмъ своемъ разсужденіи на тотъ же предметъ; но отъ втораго его разсужденія до нашего времени сохранилось только одно заключеніе, по которому, впрочемъ, можно судить о всемъ его содержаніи. Это заключеніе втораго разсужденія издается обыкновенно на ряду съ первымъ разсужденіемъ, приведеннымъ нами, и составляетъ параграфы отъ 29-го по 33-й.
Источникъ: О вѣроизложеніяхъ вообще, или объ общемъ характерѣ православной догматики. Разсужденіе Викентія Лиринскаго, пресвитера и монаха Лиринскаго монастыря, писанное въ 434 г. // Собраніе символовъ и вѣроизложеній Православной Церкви отъ временъ апостольскихъ до нашихъ дней, составленное ординарнымъ профессоромъ С.- Петербургской Духовной Академіи Н. Чельцовымъ. — СПб.: Въ типографіи Департамента Удѣловъ, 1869. — С. 152-184.
История на Православната Църква – ΕΚΚΛΗΣΙΑ Γ.Ο.Χ. ΕΛΛΑΔΟΣ 